Бездомные, которые смогли выбраться с улицы Экскурсовод, писатель и ландшафтный дизайнер рассказывают, каково это — оказаться без дома ЮЛЯ ГАЛКИНА

автор **Admin** Пн Авг 08, 2016 9:53 am

SHARE0SHARE0[url=http://twitter.com/share?url=http%3A%2F%2Fwww.the-village.ru%2Fvillage%2Fpeople%2Fpeople%2F242027-homeless&lang=en&text=%D0%91%D0%B5%D0%B7%D0%B4%D0%BE%D0%BC%D0%BD%D1%8B%D0%B5, %D0%BA%D0%BE%D1%82%D0%BE%D1%80%D1%8B%D0%B5 %D1%81%D0%BC%D0%BE%D0%B3%D0%BB%D0%B8 %D0%B2%D1%8B%D0%B1%D1%80%D0%B0%D1%82%D1%8C%D1%81%D1%8F %D1%81 %d1%83%d0%bb%d0%b8%d1%86%d1%8b&via=villagemsk]TWEET[/url]

Купить рекламу

[size=30]Бездомные, которые смогли выбраться с улицы
Экскурсовод, писатель и ландшафтный дизайнер рассказывают, каково это — оказаться без дома
ЮЛЯ ГАЛКИНА, СЕГОДНЯВ Петербурге около 60 тысяч бездомных: это примерная цифра, которую называют в благотворительной организации «Ночлежка», точную не знает никто. При том что у большинства из нас есть шансы по той или иной причине оказаться на улице (в разное время бродяжничали поэты Олег Григорьев, Велимир Хлебников и Артюр Рембо, художник Пиросмани и многие другие известные люди), бездомность — социальная стигма, едва ли большая, чем, например, ВИЧ. Бездомные — постоянный объект для виктимблейминга: многие считают, что «быть бомжом» — чуть ли не стратегический выбор, поэтому люди в трудной ситуации «сами виноваты». Мы поговорили с бывшими петербургскими бездомными о том, как они относились к обывателям, когда жили на улице, и как горожане относились к ним.

Бездомные, которые смогли выбраться с улицы Экскурсовод, писатель и ландшафтный дизайнер рассказывают, каково это — оказаться без дома ЮЛЯ ГАЛКИНА LBfVw8CxOc04nWMYoI7myg-wide

Фотографии
ДИМА ЦЫРЕНЩИКОВ[/size]

Бездомные, которые смогли выбраться с улицы Экскурсовод, писатель и ландшафтный дизайнер рассказывают, каково это — оказаться без дома ЮЛЯ ГАЛКИНА ZeFCx_PPVa80viQxng4NdA-wide

[size=32]Алексей Поляков, 45 лет, ландшафтный дизайнер
[/size]

[size]
Алексей — коренной ленинградец. По образованию он медик, работал на скорой помощи фельдшером. Уезжал с семьёй в Псковскую область — вернулся в Петербург уже без семьи, оказался на улице. Пришёл в «Ночлежку», где и освоил профессию ландшафтного дизайнера: благодаря волонтёру Вере Коханиной у Алексея появились первые клиенты.[/size]
Бездомные, которые смогли выбраться с улицы Экскурсовод, писатель и ландшафтный дизайнер рассказывают, каково это — оказаться без дома ЮЛЯ ГАЛКИНА Gif;base64,R0lGODlhAQABAIAAAAAAAAAAACH5BAEAAAAALAAAAAABAAEAAAICRAEAOw==

[size=14]Я РОДИЛСЯ В ЛЕНИНГРАДЕ, НА ОХТЕ. Отец погиб, когда мне было 10 лет, мама умерла, когда мне было 24 года.
Так получилось, что мы с женой уехали жить в Псковскую область. Жена изменила. Я ушёл из дома с сумкой в 2012 году. Работал в колхозе, работал на дороге (разгружал вагоны. — Прим. ред.) — потом там зарплату платить перестали. С работой в области очень плохо. Заработать денег и достойно жить практически невозможно (в начале лета вышло исследование РИА «Рейтинг», согласно которому Псковская область является самым бедным российским регионом по благосостоянию семей. — Прим. ред.).
Задолго до этого, ещё в Питере, я закончил педиатрическое медучилище. Не стал работать медиком, потому что у меня был слишком большой перерыв — надо проходить лицензирование, а в Псковской области это делается по блату. Ну, и возраст. И потом, за такие деньги работать… Врачам и медсёстрам памятники ставить надо.
Когда в области совсем стало плохо, приехал в Питер, это было в прошлом году. У меня с левой ногой большие проблемы — давняя травма. Не стало сил работать — оказался на улице. К счастью, всего на неделю. Моё глубокое убеждение: если человек долго прожил на улице, его к нормальной жизни вернуть уже невозможно.
Что было самым трудным? То, что на тебя абсолютно плевать государству нашему вонючему, которое всюду суёт свой нос, но ничего не делает для простых граждан. Я остался один на один со своими проблемами. Как вы считаете, всю жизнь прожить нормальным человеком, а потом оказаться на улице — что самое трудное? Наверное, сам факт…
Не скажу, что было трудно в плане «ой, кушать нечего, курить нечего, переночевать негде, люди вокруг плохие»… Переночевать есть где, пожрать — можно, покурить — достаточно стрельнуть. Народ в Питере очень хороший. Говорю не потому, что я питерский, а потому, что есть с чем сравнивать — с той же Псковской областью.
Самое трудное было то, что я живой, но меня как бы нет. Не говорю, что я белый и пушистый — да, в чём-то я похуже других. И на улице оказался в первую очередь потому, что не сумел правильно построить свою жизнь.
О «Ночлежке» узнал случайно. Пришёл туда. Мне очень помогла Вера (волонтёр «Ночлежки». — Прим. ред.). Она очень добрая — спасибо ей огромное. Сломала во мне зашоренность какую-то: только благодаря ей я шире на всё взглянул. Хотя то, что делают Вера и «Ночлежка», по-хорошему, должно делать государство. Но оно не видит своих граждан. Если человек оказывается на улице, ему не на кого рассчитывать. Хорошо, я обратился в «Ночлежку» — мне повезло. А сколько людей не нашло помощи и просто умерло на улице? При полном попустительстве нашего так называемого общества.
Что должно измениться? Государственный строй. Государство должно понять: оно велико не тем, что где-то в Сирии ракетами громыхает, а тем, что люди себя чувствуют гражданами достойной страны.
Я искал дело, чтобы себя применить и жить дальше нормально. Выбрал ландшафтный дизайн. Наверное, потому, что я долгое время прожил в сельской местности: кому-то больше нравится город, ну а я скорее пейзанин. Кроме того, тут важен ненормированный рабочий день. Я сам себе начальник — это большое дело, когда над тобой никто не стоит.
Ландшафтный дизайн — это же не про «цветочки сажать». Нужно уметь мастики, дренажи закладывать, проекты составлять, почву подготавливать, газоны стричь, что-то бетонировать, гидроизоляцию делать. Цветок или дерево — это уже конечный результат. Пока работа есть, а дальше видно будет. Загадывать на всю жизнь, наверное, не стоит. Не пойдёт с ландшафтным дизайном — посижу день-другой, придумаю что-то ещё.
Я планирую снимать жильё, работать. Стараться как-то жить нормально. Вот я сейчас даю интервью, но я же не герой. Мне, по большому счёту, повезло: я попал в «Ночлежку» и встретил нормальных людей. Если бы не встретил — наверное, сел бы. А государство бы в этом помогло.
[/size]
[size=32]Мир Зафар,
55 лет, писатель
и режиссёр*
[/size]

[size]
Таджикский писатель Мир Зафар около пяти лет назад приехал в Петербург, чтобы писать книгу. У него случился инсульт, а ещё через пару лет его избили националисты — отобрали документы. Мужчина частично потерял память. Несколько лет он скитался, пока в мае не повстречал студента Александра Гущина. Тот кинул клич в соцсетях — откликнулись представители таджикской диаспоры. Сейчас писателю активно помогают с восстановлением паспорта. Что будет дальше, не совсем ясно, сам Мир Зафар хотел бы остаться в Петербурге.

Бездомные, которые смогли выбраться с улицы Экскурсовод, писатель и ландшафтный дизайнер рассказывают, каково это — оказаться без дома ЮЛЯ ГАЛКИНА RLVPROEEM7X8heDcKQMrUA-wide

[/size]

[size=14]Я НИКОГДА НЕ ВЕРИЛ В БОГА. Я плевал на бога и кричал в небо. Когда передо мной умирали люди, они всё время говорили о боге, а мне было всё равно. Только в 53 года… Я сидел в парадной. Взял в Апрашке пять бутылок отравленного спирта: я знал, что, если выпить сразу, можно умереть. Я выпил. Я думал, что умираю. И вдруг в тёмной парадной — свет. Мне было страшно. Я увидел Иисуса. Потом я шёл по улице и думал: я, человек, выросший в Индии, увидел Иисуса в парадной в Питере. Как это смешно.
Вы такие хорошие и добрые люди… Если вы хотите себя проверить, оставьте документы дома, переезжайте в другой город, где вас никто не знает. И идите по улицам. Ровно через шесть часов вам захочется кушать. Через 12 часов вы начнёте думать: что-то не так. А потом вы будете жить инстинктами. Через два дня вы захотите выпить — потому что это такое одиночество, когда никого нет. Никого. Никого. Ты стоишь на краю пропасти и думаешь: господи! А дома нет. А жены нет. И детей нет. И ты на улице.
И вот тут возникает ненависть — ко всем вам, кто живёт в доме. Кто идёт в магазин покупать хлеб. Что я должен чувствовать к вам? Без денег, без дома, умирающий. Ну ладно, у меня были знания: за мной стоят Пушкин, Лермонтов, Достоевский, Чехов. Вся культура России. Великие поэты Востока. Вот что меня поднимало с ног. Но других-то кто поднимет? Люди идут и говорят: дадим тебе на хлеб, а на водку не дадим. И стоит нищий бомж. И проклинает.
Ленинград — город блокады. А вы знаете, что такое голод? Я три дня голодал на улице, чуть не умер. И вот тогда я понял, что такое блокада. Что такое голод, когда хочется убить любого за кусок хлеба. А теперь представьте — 125 граммов (такую суточную норму ввели для иждивенцев в блокадном Ленинграде. — Прим. ред.). Я специально пошёл в булочную и попросил нарезать мне 125 граммов чёрного хлеба. Это такой крошечный кусок!
Я видел двадцатилетних наркоманов. Они дети великой реки перемен. Я их хоронил на своих руках. Они даже не знали, что живут в Ленинграде, что здесь есть Эрмитаж. Я видел много людей, моих братьев, — они умерли. Вы знаете, сколько я видел мёртвых? Я могу вас всех представить мёртвыми. Вот вы пришли домой и начинаете с кем-то ругаться. Когда будете ругаться — представьте этого человека в гробу или под зёмлей. И тогда вы перестанете ругаться.
Первое, от чего мне надо было отказаться, — это матершина. Вы знаете, как я умею материться? У вас бы волосы побелели. Однажды на скамейке ко мне подсела какая-то монахиня католическая. Я замерзал и чуть её не задушил. Она мне дала водку… Представляете, католическая монахиня дала водку, потому что я умирал. И дала крестик. И сказала: «Меня зовут Алисия. Не матерись». Я говорю: «Ради кого?» Она говорит: «Ради матери матерей».
Я ненавидел всех. Я разбивал витрины на Невском. Я хотел, чтобы меня убили. Я дрался. Я слабый человек, но дрался. Но меня уже не брала полиция. Меня выкидывала скорая помощь. Эта ненависть… Если бы вы знали, как она пожирает человека. Я спал на скамейке. Я умирал, я замерзал. Мне нужно было только одеяло. Я кричал, я хватал камни и бросал в окна: «Дайте мне одеяло!» А потом я ложился на скамейку и думал: «Да бог с ним. Если кто-то есть — дайте мне сдохнуть здесь». И вот в это время всегда кто-то появлялся: то монахиня, то какой-то гражданин. Они совали мне тысячу рублей, бежали за водкой, обтирали ноги-руки, затаскивали в парадные.
Однажды помню: четыре или пять утра. Я понял, что примёрз к набережной Фонтанки и не могу оторваться. А в это время спускаются два толстых человека в очках — иностранные студенты, похожие на Пьера из «Войны и мира». Такие хорошие. И они говорят: «О, какой хороший человек. Ему, наверное, плохо. Давайте мы вам дадим виски». Я говорю: «Чтобы виски взять, мне надо сначала оторвать руку ото льда». Потом они удивлялись: «Как вы в семейных трусах и в пончо лежите на льду?» Я говорю: «Это наша русская традиция — лежать на Фонтанке в декабре месяце».
Мне некуда вернуться. Сейчас я живу на даче в Агалатово. Мечтаю о простой комнате в Петербурге. Как Мастер (имеется в виду герой «Мастера и Маргириты». — Прим. ред.): простая комната в подвале и много книг.
*Монолог Мира Зафара записан на встрече с читателями в книжном магазине «Порядок слов».[/size]

Бездомные, которые смогли выбраться с улицы Экскурсовод, писатель и ландшафтный дизайнер рассказывают, каково это — оказаться без дома ЮЛЯ ГАЛКИНА FXfAnyZmGg_f-ysbnkduBw-wide

[size=32]Вячеслав Романович Раснер, 65 лет, экскурсовод
[/size]

[size]
В начале года волонтёр «Ночлежки» Света Котина познакомилась у «Горьковской» с бездомным — бывшим учителем географии и экскурсоводом. Света запустила проект экскурсий «Прогулки с Раснером» — сейчас в одноимённой группе во «ВКонтакте» почти 5,5 тысяч участников. До конца лета Вячеслав Романович ежедневно проводит экскурсии по центру Петербурга: в 9 утра, 12 и 15 часов дня (по воскресеньям — только в 15:00) его можно найти у станции метро «Адмиралтейская», стоимость экскурсии — 500 рублей.[/size]

Бездомные, которые смогли выбраться с улицы Экскурсовод, писатель и ландшафтный дизайнер рассказывают, каково это — оказаться без дома ЮЛЯ ГАЛКИНА Gif;base64,R0lGODlhAQABAIAAAAAAAAAAACH5BAEAAAAALAAAAAABAAEAAAICRAEAOw==

[size=14]МОЁ ЛЮБИМОЕ МЕСТО В ПЕТЕРБУРГЕ — ТЕАТРАЛЬНАЯ ПЛОЩАДЬ, где я часто бывал маленьким. Рядом был наш дом, в котором я жил и из которого меня, к сожалению, в 1975 году выселила моя собственная мама. Несмотря на мой категорический отказ, она поменяла шестой этаж двора-колодца на пятый этаж с двумя окнами и озеленённый двор, при этом испортила наши отношения, убив во мне сыновьи чувства. Потом она всё время жаловалась на одиночество. Умерла в 2004 году. Я её всегда прощал, но ездить на кладбище желания нет — ещё ни разу там не был.
А шесть лет назад из моей собственной квартиры на 8-й Красноармейской меня выселил чёрный риэлтор, который оказался соседом по двору. Он подделал подпись совладельца квартиры (у каждого из нас было по половине жилплощади), а потом дал мне подписать бумагу якобы по поводу работы. В июне 2010 года пришла квитанция на неизвестную мне женскую фамилию, и мой совладелец посоветовал в целях безопасности уйти из квартиры. Что я и сделал в ночь с 13 на 14 июня 2010 года.
К счастью, это было лето. Но и шесть зим прошли относительно благополучно: бог хранит меня, спасает от ОРЗ — ни одной простуды не было. Причина тому —оптимизм: добро всегда победит зло. В зимнее, холодное, тёмное время я считал часы — сколько прошло, сколько осталось. Математика.
Со мной в квартире жили бездомные собаки. Одного щенка сосед сбросил с пятого этажа, другого пса на моих глазах он же зарезал. Остальных раздал по приютам. Они меня, наверное, ждут до сих пор.
Я бомжевал у метро «Горьковская». И люди, бегущие из метро на работу, или вручали мне еду — «ешьте быстренько, пока не остыло», или обували-одевали, или жертвовали деньги. В отличие от моей двоюродной сестры, к которой я зашёл ещё в прошлом году. Она вышла на лестницу, спросив:
— Зачем ты к нам пришёл?
— Я из больницы, после операции (мне удалили грыжу, а теперь надо избавиться от катаракты).
— Ну и что. Иди к себе в квартиру.
— Ты же знаешь, что у меня её нет.
— А нам какое дело! Ты же знаешь, что у меня дети.
Я развернулся и ушёл.
«Ночлежка» меня определила в Обухово (у станции метро «Обухово» находится один из пунктов обогрева благотворительной организации. — Прим. ред.), потом руководство предложило продлить пребывание, съездив в Адмиралтейский район. Но там работники отказались продлевать, заявив: вы были жильцом Адмиралтейского района — у нас и останетесь (8-я Красноармейская улица, на которой жил Вячеслав Романович, находится в Адмиралтейском районе Петербурга. — Прим. ред.). Но оттуда я ушёл под предлогом, что меня берут на работу в музей Осиновецкого маяка, что на Ладожском озере (видимо, имеется в виду музей «Дорога жизни» в посёлке Осиновец. — Прим. ред.). Светлана Павловна, у которой я поселился в отдельной квартире, — она в комнате, я на кухне — свозила меня в этот музей. Директор пообещал: сейчас реконструкция, а в октябре я позвоню. Наверное, после сентября начался сразу ноябрь, потому что обещанного звонка не последовало.
А я по-прежнему прихожу вечером в чужую отдельную квартиру, занимаю своё место на кухне. Дай бог здоровья Светлане Павловне, которая меня поселила. Светлана Павловна знаменита тем, что она на два часа моложе Великой Отечественной войны. Война началась в четыре утра 22 июня 1941 года, а Светлана Павловна родилась в шесть утра. Познакомила меня с ней старинная знакомая, тоже бомжующая — как она говорит, из-за грузинской мафии потеряла жилплощадь на Невском проспекте.
Когда-то я был учителем географии и биологии. Я не ставил никого из учеников в известность о своём положении. Но встречаюсь с ними до сих пор и являюсь членом жюри городского конкурса «Лучший юный экскурсовод года» (конкурс на знание города ежегодно проходит во Дворце творчества юных, в нём принимают участие ученики 4–11 классов. — Прим. ред.) — в этом году прошёл юбилейный, 25-й конкурс. Почему не рассказываю ученикам? Думаю, спасение утопающих — дело рук самих утопающих.
Я регулярно хожу в библиотеку Маяковского. Там есть отдел петербурговедения, который возглавляет Зинаида Абрамовна (Рудая. — Прим. ред.). Когда я туда прихожу, девочки выкладывают на стол именно те книги, которые мне нужны. Наверное, сердцем чувствуют. Заказывать не приходится. Дай бог им здоровья.
На мои экскурсии иногда приходит один экскурсант, а весной пришли сразу 28 туристов из Ярославля. Но их гид оказался редиской. У меня были деньги, я им хотел какой-нибудь сувенир купить: например, прибор для снижения давления. А он отказался: «Это же ваши деньги». В том-то и дело, что мои: что хочу, то и покупаю.
Сегодня я как денди лондонский одет. Это работник Троицкого рынка меня одел и ушёл. Несмотря на мои протесты: «Вы работаете на Троицком рынке — могли бы всё это продать и заработать деньги!» Троицкий рынок находится рядом с собором Святой Живоначальной Троицы лейб-гвардии Измайловского полка. Я туда ежевоскресно хожу на Божественную литургию — очевидно, слухами земля полнится, вот работник и узнал обо мне.
Я никогда не видел компьютер и ничего в этом не понимаю. Говорят, в какой-то группе больше четырёх тысяч человек — но я даже не знаю, что это значит. Надеюсь, не то, что они все одновременно придут на экскурсию.
[/size]

Каждый год в «Ночлежку» обращаются тысячи человек. Это самые разные люди, кто-то из них живёт у нас, кто-то просто приходит за помощью. В приюте «Ночлежки» каждый год живут 200–300 человек. Из них процентов 60–70 проходят реабилитационную программу: работают с юристом, социальным работником, получают помощь в трудоустройстве, а также питание, одежду, медпомощь. И в итоге выбираются с улицы. Это маленькие цифры, но за ними — целые человеческие жизни.
О каких-то общих психологических особенностях людей, которые выбрались с улицы, я, наверное, не скажу: все разные, и общей температуры по палате нет. К сожалению, экономическая ситуация в нашей стране всё время нестабильная, и оказаться на улице может каждый. В ситуации, когда тебе негде жить, ночевать, без посторонней помощи (друзей, родственников или такой организации, как «Ночлежка») ты, скорее всего, ничего не сделаешь.
Большинство людей, сумевших выбраться с улицы, не любят рассказывать об этом периоде. Человеческий мозг устроен так, что все неприятности он старается забыть. А жизнь на улице — одна из тех вещей, которые неприятно, больно, ужасно осознавать.
Но случаев, когда бывшие подопечные помогают «Ночлежке», становится всё больше. Некоторые присылают небольшие деньги, некоторые волонтёрят или отдают вещи для людей в сложной ситуации. Очень многие подопечные приносят в качестве благодарности торты, шоколадки нашим социальным работникам, цветы к 8 Марта. Поддерживают нас по мере своих возможностей.

Бездомные, которые смогли выбраться с улицы Экскурсовод, писатель и ландшафтный дизайнер рассказывают, каково это — оказаться без дома ЮЛЯ ГАЛКИНА 4s79zSnTVQ43Ngdjq8llcQ-wide

[size=14]ВИКТОРИЯ РЫЖКОВА
фандрайзер благотворительной организации «Ночлежка»[/size]

Благодарим «Ночлежку» и театральный проект «Неприкасаемые» за помощь в подготовке материала.

http://www.the-village.ru/village/people/people/242027-homeless

автор **Admin** Вт Авг 09, 2016 7:20 am

Бездомные, которые смогли выбраться с улицы Экскурсовод, писатель и ландшафтный дизайнер рассказывают, каково это — оказаться без дома ЮЛЯ ГАЛКИНА

Бездомные, которые смогли выбраться с улицы Экскурсовод, писатель и ландшафтный дизайнер рассказывают, каково это — оказаться без дома ЮЛЯ ГАЛКИНА

Re: Бездомные, которые смогли выбраться с улицы Экскурсовод, писатель и ландшафтный дизайнер рассказывают, каково это — оказаться без дома ЮЛЯ ГАЛКИНА