«ПНИ — это смесь больницы и тюрьмы» Как устроены психоневрологические интернаты в России

[size=0]

[size=11]Как волонтеры помогают жителям российских психоневрологических интернатов

В России идут реформы в сфере образования, здравоохранения, социальных услуг. Но есть места, которые общественники называют серой зоной и куда реформы приходят в последнюю очередь. Психоневрологические интернаты многие десятилетия оставались закрытыми, в них нарушались базовые права человека, так что ПНИ стали сравнивать с тюрьмами и концлагерями. Спецкорреспондент ИД "Коммерсантъ" Ольга Алленова выяснила, можно ли реформировать такие интернаты и для чего туда ходят волонтеры

[size=0]

[size=11]Психоневрологические отклонения

Правительство разработает новое положение о деятельности психоневрологических интернатов (ПНИ). Поводом для этого стали факты нарушений прав человека в некоторых из них

[/size][/size]
Общественники нашли для Ольги временного опекуна, сотрудника РАН Наталью Токареву: Ольга могла бы жить у нее, а социальные и психологические услуги получать в «Доме для мамы». Сопровождать девушку, в частности ходить с ней в поликлинику и женскую консультацию, должна была профессиональная сиделка-помощница Алена Селифанова, а постоянный контакт с ней осуществляла психолог Городского ресурсного центра содействия семейному воспитанию Елена Житомирская, с которыми «Дом для мамы» заключил договор. Казалось бы, чиновники и общественность придумали неплохой формат для Ольги и других женщин в ПНИ, которые могут оказаться в такой ситуации.
23 октября 2015 года по очередному звонку из департамента Ольгу «отпустили на гостевой режим» к Наталье Токаревой. Гостевой режим приходилось продлевать каждые две недели. За последующие три с половиной месяца социальной адаптации, которые Ольга провела в квартире Токаревой вместе с помощницей Аленой, она не имела возможности забыть об интернате: ей постоянно звонил главный врач-психиатр учреждения, который был осведомлен обо всех изменениях в ее жизни. После каждого такого звонка, по свидетельству очевидцев, настроение Ольги портилось, она начинала повторять, что надо делать аборт и ехать в интернат. Бывало, представители ПНИ в сопровождении сотрудников отдела опеки устраивали неожиданную инспекцию: без предупреждения с видеокамерой приезжали в квартиру к Токаревой. Но даже в таких условиях состояние Ольги менялось в лучшую сторону: директор центра «Дом для мамы» Мария Студеникина говорит, что девушка начала читать, хотя до этого едва могла осилить страницу крупным шрифтом, у нее расширялся кругозор, она даже попросила купить ей глобус; полюбила гулять с собакой на улице и слушать музыку; с интересом участвовала в домашних делах, например в приготовлении пищи. Как сирота, которая никогда не жила в семье, она даже не знала, как готовят суп. Однако директор ПНИ, по словам Студеникиной, регулярно принимал решение о прекращении гостевого режима и срочном возвращении Ольги в интернат. Аргументы о том, что в условиях интерната невозможно полноценно сопровождать беременность, не действовали. После каждого такого «решения» общественникам приходилось звонить чиновникам в ДТСЗН.
«Ее буквально выставили на улицу»
20 ноября сотрудники службы «Милосердие» и ПНИ привезли Ольгу в территориальную женскую консультацию Чертаново, чтобы она встала там на учет. Врачи решили госпитализировать ее в Боткинскую больницу, где по итогам исследований сказали, что серьезной патологии беременности нет, но для стабилизации состояния нужно полежать в больнице одну-две недели. Через четыре дня ее выписали и увезли в ПНИ — сотрудники «Милосердия» узнали об этом на проходной больницы. В личной переписке с Алексеем Мишиным один из авторов этой статьи пытался выяснить, почему его подопечной не дали долечиться: директор утверждал, что Ольгу выписал завотделением Боткинской больницы, а так как никто из общественников за ней не приехал, то представителю ПНИ пришлось ее забрать. В свою очередь Мария Студеникина сообщила нам, что по рекомендации лечащего врача Ольге необходимо было остаться в больнице хотя бы на неделю и что забирать ее из больницы в угрожающем здоровью плода состоянии нельзя. Юрист ЦЛП Павел Кантор прояснил ситуацию: «Ольгу могли выписать по ее желанию или по желанию опекуна, поскольку пребывание в больнице является добровольным».
После выписки Ольга провела в ПНИ сутки. Администрация предлагала Токаревой или Студеникиной незамедлительно забрать девушку. Те, полагая, что ее состояние вызывает опасения, настояли на ее осмотре врачом в женской консультации. Врач вызвал скорую, и Ольгу снова госпитализировали в Боткинскую больницу. Таким образом, медики подтвердили, что стремительная выписка беременной пациентки была неоправданной.

[size=0]

[size=11]Как живут выпускники детских домов, оказавшиеся в Звенигородском психоневрологическом интернате

Выпускники детских домов и интернатов часто оказываются в психоневрологических интернатах и становятся заложниками системы — выбраться оттуда для многих уже невозможно. Как они живут в ПНИ и почему эти учреждения считаются территорией беззакония, выясняли Ольга Алленова и Роза Цветкова

[/size][/size]
У сопровождающих Ольгу специалистов «Дома для мамы» возникло ощущение, что медицинские показания для ее госпитализации вполне серьезны, но по какой-то причине администрация ПНИ вмешивается в лечебный процесс, и лечение прекращается. Поэтому Студеникина стала искать больницу с комфортными условиями, где Ольга могла бы жить в отдельной палате вместе с помощницей Аленой и под наблюдением врачей. «Мы пытались найти санаторий для беременных, но оказалось, все подобные санатории не обеспечивают психиатрического наблюдения,— рассказывает директор “Дома для мамы”.— Договорились наконец с хорошей загородной больницей, куда Ольга уже заселилась, но все сразу сорвалось после звонка из интерната — ее буквально выставили на улицу. В конце концов, мы договорились с руководством кризисного отделения одной из горбольниц, там есть возможность жить комфортно в отдельной палате вместе с помощницей. Ольга с Аленой заселились в отделение обсервации — ждали только подписи договора со стороны ПНИ, чтобы перейти в кризисное отделение беременных. Но на следующий день, 24 декабря, представители ПНИ №30 приехали в больницу и полтора часа провели за закрытой дверью с руководством больницы. Нашего представителя туда не пустили. Утром в пятницу 25 декабря мне позвонил главный врач-психиатр ПНИ Иванов и сообщил, что Ольгу выписывают из больницы и что в 15 часов нужно ее забрать. Руководство ПНИ уверяло нас, что все документы между интернатом и больницей подписаны, но позже мы выяснили, что с кризисным отделением для беременных интернат так и не подписал договор». До позднего вечера 25 декабря общественники звонили Алексею Мишину и чиновникам в ДТСЗН. В 18 часов представитель ДТСЗН Павел Келлер уверил соучредителя фонда «Я есть» Ксению Алферову, что Ольгу из больницы никто не выпишет, однако в это время Ольгу и Алену уже выставили из медицинского учреждения. Марии Студеникиной пришлось срочно искать машину, чтобы привезти Ольгу в «Дом для мамы».
После стабилизации психологического состояния Ольга снова поселилась у Токаревой. По словам психолога Елены Житомирской, медицинские исследования показали, что видимых повреждений плода нет, внутриутробно ребенок развивался нормально. «И хотя у Ольги время от времени проявлялись негативные установки и страхи по отношению к родам, она стала задавать много вопросов, свидетельствующих о пробуждении интереса к будущему материнству,— отмечает Житомирская.— Она стала поглаживать живот и выбирать имя для сына». Кроме этого, Ольга, выросшая в интернатной системе, привязалась к Наталье, Алене и Елене Житомирской. Личные привязанности давали надежду на нормализацию ее дальнейшей жизни.

[size=11][size=11]Интернатная зависимость

Опубликован отчет комиссии Общественной палаты РФ, проводящей мониторинг Звенигородского психоневрологического интерната. Нарушения конституционных прав граждан в этом ПНИ, по мнению комиссии, являются системными и устранить их можно только при помощи региональных и федеральных властей

[/size][/size]
29 января в квартиру Натальи Токаревой нагрянули правоохранительные органы. Как выяснилось впоследствии, это была реакция на «заявление» Ольги о том, что ее насильно удерживают в квартире Токаревой. «Заявление» было напечатано неизвестным лицом, датировано 4 декабря и адресовано уполномоченному по правам человека в городе Москва Татьяне Потяевой, которая ранее работала заместителем руководителя департамента соцзащиты и знакома с Алексеем Мишиным. В нем вполне грамотным языком сообщалось, в частности, что Ольгу увезли к Токаревой обманом, а еще назывался «РБОО “Центр лечебной педагогики”» как один из консультантов Марии Студеникиной. «Юридическое название нашего центра даже здоровый, дееспособный человек не запомнит, а Оля его и раньше не знала»,— комментирует председатель правления ЦЛП Роман Дименштейн. По его мнению, утверждение о насильственном удержании опровергает согласие, данное интернатом на гостевой режим в квартире Токаревой.
В тот же вечер Студеникина сообщила следователю, что опекун Ольги — администрация ПНИ — владеет всей информацией о ее местоположении, психиатр учреждения регулярно ей звонит, а сотрудники интерната могут приехать в любое время без предупреждения, что регулярно и делают. Поэтому ни о каком удерживании Ольги нет речи. Казалось, дело улажено, Ольга осталась в квартире Токаревой. К этому времени «Дом для мамы» начал искать роддом, в котором она могла бы родить, однако во всех горбольницах им отказывали, едва услышав о том, что девушка из ПНИ, недееспособная. Ксения Алферова договорилась с директором Перинатального медицинского центра Москвы Марком Курцером, тот предложил для Ольги бесплатную подготовку к родам в его учреждении и скидку на оплату родов. Оплату взяла на себя служба помощи «Милосердие».
«В глаза не смотрит, слова чеканит»
Вскоре Наталья Токарева заболела, и ей потребовалось обследование в больнице. «Дом для мамы» нашел для Ольги нового опекуна — Лидию Махалову, которая и оформила опеку 8 февраля. Однако 9 февраля в квартиру к Махаловой пришли сотрудники отдела опеки и попечительства Дмитровского района. Ольга к этому времени еще не переехала к новому опекуну, а находилась в «Доме для мамы» — на основании договора между опекуном и учреждением об оказании Ольге социальных, реабилитационных и психологических услуг. Визитеров интересовало, где находится опекаемая и почему в квартире спустя сутки после установления опеки нет ее вещей. Махалова объяснила, что вещи Ольги еще не передал ПНИ. «У нас была договоренность с директором ПНИ Мишиным, что мы приедем за вещами Ольги в интернат на следующий день,— рассказывает Мария Студеникина,— однако он, как обычно, нарушил договоренности». 11 февраля в «Дом для мамы» приехала полиция с документом об отмене опеки и поручением вывезти Ольгу от опекуна. Так Ольга вернулась в ПНИ — вывести человека из системы даже при содействии известных общественников оказалось невозможно.
В листе назначений Ольги, выданном ей лечащим врачом Перинатального центра, говорится о необходимости многократного дробного питания, приеме определенных препаратов, прогулках, покое. По словам Елены Житомирской, которая навещает Ольгу, всего этого в ПНИ нет. «Оля в глаза не смотрит, слова чеканит, твердит постоянно как заклинание: “Мой дом здесь”,— рассказывает Житомирская в переписке с общественниками.— На вопрос “Ты ела?” отвечает: “Мой дом здесь”».

[size=0]

[size=11]Люди доброй воли

В Москве некоммерческие организации ищут волонтеров для работы с детьми-сиротами. Особенно волонтерская помощь нужна в детских домах-интернатах для детей с умственной отсталостью. Спецкорреспондент ИД "Коммерсантъ" Ольга Алленова выяснила, кто и как вербует добровольцев, почему молодые люди идут работать в интернаты и зачем они там нужны

[/size][/size]
В среду 30 марта общественникам стало известно, что представители ПНИ отвезли Ольгу в 20-ю городскую больницу, в отделение обсервации. Вероятно, предложение Перинатального медцентра, гарантировавшего Ольге отдельную палату, круглосуточное наблюдение врачей и посещение волонтеров, так и не было принято руководством ПНИ. В четверг 31 марта, раньше запланированного срока, Ольге сделали кесарево сечение, родился мальчик. Психолога Житомирскую к роженице не пустили, но медики сказали ей, что «ребенок хороший». Мы не знаем, виделась ли Ольга с сыном и как сложится их дальнейшая жизнь. «Дом для мамы» и другие НКО готовы оказывать ей системную помощь, чтобы она могла жить вместе со своим ребенком. Однако общественники считают, что ПНИ будет и дальше делать все возможное для изоляции своей подопечной. По мнению Романа Дименштейна, Ольга, как заложник системы, будет говорить то, что ей велят: «Для людей, с детства воспитывающихся в интернатной системе, очень сложно принимать собственные решения: многие из них очень внушаемы и легко подчиняются решениям администрации».
В свою очередь директор Мишин убежден, что общественники не справились со своей задачей, ранее он заявлял о «безалаберном отношении к беременной женщине со стороны общественной организации, которая не может осуществить качественное и всестороннее сопровождение человека с психическим расстройством».
«Наша “группа поддержки” действовала в условиях сжатых сроков,— рассказывает юрист ЦЛП Павел Кантор.— У нас не было возможности что-то планировать. Но сделано очень много: установлен контакт и взаимодействие с Ольгой, найдена сиделка, психолог, два кандидата в опекуны, подобраны лечебные учреждения, проведены медицинские исследования, найдены денежные средства на сопровождение родов. Не было никаких правовых препятствий для того, чтобы руководство ПНИ приняло предложение “Дома для мамы” о сопровождении Ольги. Но директор этого просто не хотел. Мы видим совершенно ненормальную картину абсолютной власти, когда директор ПНИ одновременно является единственным опекуном гражданина и единственным поставщиком всех необходимых для его жизни услуг — таким образом, любой человек в ПНИ попадает под тотальный контроль и диктат директора учреждения».
История Ольги совершенно типична, полагает юрист — многие сироты в ПНИ находятся под таким же давлением системы: «Ольга не может в принципе принять никакого обдуманного решения в вопросах личной жизни, потому что она ничего не знает про жизнь в семье, никогда не наблюдала отношений “мать—ребенок”, “отец—мать”, а тем более не участвовала в них. Это никак не связано с интеллектом или состоянием здоровья — в такую ситуацию поставлены все без исключения сироты, живущие в ПНИ. Они физически здоровы, мечтают о личной жизни, но из-за сиротских стигматов и ментальных нарушений они попадают в закрытую систему, которая не предлагает никакого ответа на их потребности, кроме мимолетных связей и абортов».
«Установлен порядок произвольного ограничения свободы граждан»
В январе 2016 года, когда Ольга еще жила у Натальи Токаревой, в ПНИ №30 покончила с собой жительница этого учреждения Елена Ш. Член Общественной палаты РФ (ОПРФ) Елена Тополева-Солдунова инициировала общественную проверку в интернате, в которой приняли участие представители общественных организаций. Несмотря на то что ДТСЗН проверку ОПРФ быстро согласовал, в назначенный день в самом учреждении заявили, что не видят для нее оснований. Препирательства между директором ПНИ Алексеем Мишиным и участниками общественной комиссии продолжались более часа. Тополева-Солдунова отметила, что в ее практике это первый случай, когда руководство учреждения препятствует проверке, санкционированной ОПРФ. Мишин разрешил проверку только после звонка Ксении Алферовой руководителю ДТСЗН Владимиру Петросяну.

[size=11][size=11]«Это противоречит Конституции, но это никого не волнует»

Директор благотворительной организации «Перспективы» Мария Островская, работающая с психоневрологическими интернатами Санкт-Петербурга, рассказала Ольге Алленовой, почему российские ПНИ живут в закрытом режиме и как это можно изменить

[/size][/size]
В ПНИ №30 живет более 1 тыс. человек. Почти 70% жителей, как выяснили участники проверки, лишены дееспособности. Это и молодые люди, выросшие в детских домах, и молодые люди из семей, и люди среднего возраста, и старики. Когда в учреждении живет такое количество недееспособных, это вызывает много вопросов. Например, где их квартиры, как расходуются их пенсии, а также ежемесячные и единовременные пособия, которые сироты получают на личный счет с первого дня в сиротской системе и потом, когда достигают совершеннолетия. Доступ к личным средствам прекращается при установлении недееспособности гражданина — с этого момента его финансами распоряжается опекун, то есть руководство интерната. Во время проверки ее участники запросили информацию о нескольких жителях интерната и увидели, что они были лишены дееспособности на выездном заседании Чертановского райсуда в ПНИ — их даже не возили в суд. Один из наших собеседников утверждал, что лишение дееспособности происходило без его участия. Многие молодые люди хотели бы получать свою пенсию на руки, однако они этой возможности лишены и не могут делать даже самые простые покупки. У большинства нет мобильных телефонов, хотя они хотели бы их иметь; свет в их комнатах выключается и включается с внешнего пульта медсестрой, хотя многие из них не хотели бы ложиться спать в 22 часа и просыпаться в семь. Правила внутреннего распорядка учреждения, утвержденные приказом директора от 19 декабря 2012 года, разрешают сотрудникам интерната ограничить право граждан на личную переписку, прием посетителей, приобретение предметов первой необходимости и пользование собственной одеждой. Такие меры члены общественной проверки расценивают как превышение полномочий и нарушение прав и свобод граждан, гарантированных им Конституцией РФ.
Многие жители ПНИ заперты на своих этажах — ключ от железной двери, блокирующей этаж, хранится у медработника. Молодые люди, живущие в ПНИ, говорили нам, что мечтают выйти за ворота учреждения, но им не разрешают даже спуститься во двор. Такой закрытый режим, по мнению участников общественной проверки, является нарушением прав граждан, живущих в ПНИ. Постоянная изоляция приводит к вторичным психическим нарушениям и госпитализации. Наши собеседники жаловались и на то, что не могут отказаться от назначенного им лечения: один молодой человек сообщил, что при такой попытке был наказан и госпитализирован в психиатрическую больницу, после чего лишен дееспособности.
В отчете общественной комиссии, опубликованном на сайте ОПРФ, приводятся объяснения чиновников ДТСЗН, наблюдавших за проверкой: по их словам, в учреждении применяются подзаконные акты 1978 и 1981 годов (приказ Министерства социального обеспечения от 24 сентября 1981 года №109 об организации медицинского обслуживания и санэпидрежима в ПНИ и приказ Министерства социального обеспечения от 27 декабря 1978 года №145 — Положение о ПНИ). «Несмотря на то что эти документы не соответствуют Конституции РФ и действующему федеральному закону об основах социального обслуживания, именно они являются основой регламентов учреждения. Благодаря этим документам фактически установлен порядок произвольного ограничения свободы и иных личных прав граждан, проживающих в ПНИ»,— сообщают авторы отчета.
На вопрос, когда они в последний раз гуляли, обитательницы женского отделения милосердия, отвечали: «Летом». Сотрудники интерната в свою очередь утверждают, что люди «сами не хотят гулять». Одна жительница интерната сообщила, что уже четыре года не видела внучку — детей в ПНИ не пускают. Другая, сидя в кровати, пожаловалась, что за три месяца в интернате она ни разу не покидала свою кровать — в ней ее кормят и моют. Таких людей персонал называл лежачими.

[size=0]

[size=11]Жизнь с синдромом

21 марта весь мир отмечает день человека с синдромом Дауна — в развитых странах такие люди учатся, работают, участвуют в общественной жизни. Как живут люди с синдромом Дауна в России, выясняла специальный корреспондент "Ъ" Ольга Алленова

[/size][/size]
Участница проверки Ксения Алферова отмечает, что врачи не знают жителей отделений по именам, у многих людей в отделении милосердия нет личных вещей — даже своего нижнего белья; директор благотворительного фонда Владимира Смирнова Елена Береговая полагает, что штатное расписание не позволяет сколько-нибудь серьезно оказывать психологическую, социальную или реабилитационную помощь — на весь интернат один массажный кабинет и два соцработника, а индивидуальные программы предоставления социальных услуг составлены как под копирку.
Общение жителей ПНИ с родственниками и знакомыми ограничено часами посещения, хотя ПНИ является учреждением социального обслуживания граждан, а не тюрьмой, и доступ сюда может быть разрешен в течение всего дня. В начале года члены общественной проверки получили письмо от Ирины Д., у которой в ПНИ умерла престарелая мать: она писала, что ей не давали видеться с матерью, хотя та ее ждала.
«Пребывание в изоляторе может быть бессрочным»
Наконец, общественная проверка, пытаясь выяснить причины самоубийства Елены Ш., осмотрела изоляторы ПНИ, расположенные на каждом этаже, в одном из них и провела свои последние дни Елена. Официально в интернате эти помещения называют карантинными отделениями, в них помещают людей, вернувшихся из больницы или домашнего отпуска. Проверяющие выяснили, что Елену «поместили в карантин» 25 декабря 2015 года, после выписки из психиатрической больницы. Новогодние и рождественские праздники она провела в маленькой комнате, запертой снаружи. В этой комнате нет телевизора, радио и каких-либо других предметов для проведения досуга. Покидать изолятор Елена не могла, к ней никого не пускали. 12 января, на 18-й день нахождения в изоляторе, Елена повесилась на казенном халате. «К Елене Ш. были применены меры изоляции и лишения свободы,— говорит помощник депутата Госдумы РФ Олега Смолина Сергей Колосков.— Для нее создали ненадлежащие, а возможно, и психотравмирующие условия пребывания в учреждении; примененные к ней меры изоляции были незаконными, потому что Конституция РФ запрещает ограничение свободы человека без предусмотренных законом оснований». По словам Колоскова, принудительное нахождение гражданина в психоневрологическом учреждении допустимо лишь при госпитализации в психиатрическую больницу по постановлению судьи — об этом неоднократно выносил решения Конституционный суд РФ. Действия ПНИ в отношении Елены Ш., по мнению Колоскова, могут быть квалифицированы как незаконное лишение свободы (ст.127 УК РФ).
При подробном изучении документов, которые регламентируют жизнь ПНИ №30, общественная комиссия обнаружила Положение об изоляторах (в отчете оно названо «Положение-И»), которое издал директор ПНИ. В документе говорится, что «изоляторы предназначены для временного пребывания получателей социальных услуг с целью исключения риска распространения инфекционных заболеваний», а также что основанием для помещения в изолятор является не только инфекционное заболевание, но и «первичное поступление получателя социальных услуг в отделение» и «возвращение получателя социальных услуг в отделение после отсутствия более пяти дней».

[size=0]

[size=11]«Почему эти люди должны сидеть в клетке?»

Руководитель фонда «Волонтеры в помощь детям-сиротам» Елена Альшанская рассказала специальному корреспонденту "Ъ" Ольге Алленовой, для чего людей с ментальной инвалидностью надо выводить из интернатной системы

[/size][/size]
Однако федеральное законодательство (п.10.5 СанПиНа) гласит, что пациент может быть переведен в изолятор только при появлении признаков инфекционного заболевания и только до госпитализации в инфекционный стационар. А все остальные правила, изложенные в Положении-И, предусмотрены для помещения людей не в изоляторы, а в приемно-карантинные отделения, которых в ПНИ нет. В приемно-карантинных отделениях есть место ожидания с тамбуром, кабинет для медицинского осмотра, санузел с умывальником для персонала и отдельный вход с улицы.
Таким образом, руководство ПНИ смешало два понятия и долгое время незаконно помещало граждан в условия полной изоляции.
В изобретенном администрацией ПНИ №30 Положении-И не установлен предельный срок пребывания гражданина в изоляторе, а также не указаны действия, которые лечащий врач обязан предпринять для того, чтобы человек вернулся в свою обычную жизнь. «Другими словами, пребывание в изоляторе, согласно Положению-И, может быть фактически бессрочным и зависит только от решения врача,— говорится в отчете комиссии ОПРФ.— Это является недопустимым ограничением личной свободы получателя социальных услуг». По мнению участников общественной проверки, применение в ПНИ №30 «произвольных правовых актов» способствовало длительной изоляции Елены Ш. и ее трагической смерти. Эти факты, как полагают эксперты, дают основания для обращения в прокуратуру и следственные органы.
Департамент труда и социальной защиты Москвы, изучив отчет ОПРФ, вынес директору ПНИ №30 выговор и обязал его устранить нарушения до 15 апреля. Кроме этого, на совещании у главы ДТСЗН было принято решение о реформировании психоневрологических интернатов столицы. Ранее о необходимости реформы ПНИ заявил и министр труда РФ Максим Топилин. Неоднократно о нарушениях прав людей в психоневрологических интернатах говорила и вице-премьер Ольга Голодец. «Реформа в этой системе необходима, хотя бы потому, что живет она по нормативным документам советских времен и не соответствует современным общественным отношениям и современному социальному законодательству,— полагает руководитель благотворительного фонда “Перспективы” Мария Островская.— А существует она в таком виде только потому, что граждане мало знают о том, что такое жизнь человека в интернате, и совсем не знают о том, что для большинства жителей ПНИ — это смесь больницы и тюрьмы на пожизненный срок. Весь мир давно перешел на стационарозамещающие технологии жизнеустройства людей с психофизическими нарушениями: инвалиды живут в небольших домах или самостоятельно — при поддержке специалистов; их могут навещать друзья и волонтеры. В тех же огромных интернатах, куда посторонний войти не может, добиться соблюдения прав каждого гражданина невозможно».
Ольга Алленова, Роза Цветкова

http://www.kommersant.ru/doc/2954610